Актер Московского театра им. Моссовета Валерий Яременко перепробовал себя во многих амплуа. Он был ведущим популярной программы «Кто во что горазд», снимался в кино («Привет от Чарли-трубача» режиссера В. Грамматикова), сериалах («Крот», «Марш Турецкого», «Директория смерти»), пел Иуду в «Иисусе Христе», а вот теперь занят в нашумевшем мюзикле «Нотрдам де Пари» (Квазимодо).
«Нотрдам де Пари» — мюзикл, который на слуху. О нем пишут в газетах, песни из него постоянно звучат по радио, а клип показывают по ТВ. Все герои мюзикла находятся в центре внимания. Это ли не является свидетельством популярности? Артист театра им. Моссовета Валерий Яременко играет одну из главных ролей — Квазимодо. Каково быть популярным артистом, я и решил выяснить у самого Валерия.
— Конечно, мне повезло. Повезло потому, что мой педагог по вокалу Наталья Трихлеб работает с каждым участником мюзикла. Она-то и привела меня на кастинг. Признаюсь, что когда видел французскую версию, то просто не думал, что такое возможно у нас. Но начался отбор, и я понял, что мечтаю о роли Квазимодо. Я загорелся. Меня утвердили. Но звездой я не стал. Вы ведь, наверняка, знаете, что изначально мюзикл писался под Петкуна. Я не считаю себя звездой. И это не скромность. Я не звезда, а рабочая лошадка. На звезду работает целая индустрия, на меня никто не работает, только я сам. Я даже не популярный актер. Многие о моем существовании просто не знают. Я не прибедняюсь, поверьте. Вот сейчас буду вести программу на телевидении, наверное, будут меня узнавать больше.
— Вы что, боитесь узнаваемости?
— Не в этом дело. Просто вы говорите о звездах, а это понятие сейчас настолько затерто, что оно уже стало просто раздражать. Не только людей, для которых эти звезды якобы зажигаются, но и самих актеров. На самом деле в мировой истории звезд считанные единицы. Дитрих, Мэрилин Монро... У нас звезд высасывают из пальца. Видят постоянно по ТВ, значит, звезда.
— И все-таки вам повезло. Судьбу не обманешь. Или вы пытались?
— Вы знаете, однажды даже куш сорвал. Когда-то мне позвонили и сказали, что будет сниматься «Полицейская академия 7». Единственное условие — знание английского. «Но я же не знаю». — «Создай иллюзию».
Оставалось пять часов. Я судорожно схватил словарь и стал вспоминать все те слова, которые когда-то успел выучить в школе.
— Для иллюзии не хватало: «Овсянка, сэр?».
— Нет, это ведь американцы снимали. Переводчиком у них был Иван Шакуров, сын знаменитого Сергея. Очень интеллигентный, очень добрый человек, он мне сказал: «Если ты не понимаешь, о чем они говорят, смотри на меня. Ключевую фразу я тебе подскажу».
Когда я вошел в кабинет, в котором сидели режиссер и продюсер, то сразу выпалил все, что знаю по-английски. А знал я то, что знают все школьники, если хорошо учатся: «май нейм из Валерий», «ай вос борн» и т.д. Более того, я обнаглел и успел рассказать, что Москва «вери бьютифл таун». Монолог мой произвел впечатление. Они сразу поняли, что я владею языком в совершенстве и стали свободно со мной общаться. Русский-то они знали, видимо, еще хуже, чем я английский, так что на Ванино чревовещание не очень обращали внимание. Говорят о кино. Я вставляю пару фраз. Достаточно коротких, дабы не было путаницы с грамматикой. Говорят о погоде. Я и о погоде коротко. Они начали переговариваться между собой, и Ваня мне перевел: «Это просто фантастика, как он похож на главного героя Рона Перельмана (Горбун из фильма «Имя Розы»)». Хотят предложить мне не эпизод, а целую роль. Его брата. И меня утвердили. Роли как таковой у меня не было, но были 22 съемочных дня. По тем временам я получал безумные деньги. И был счастлив. Колесо закрутилось, и я точно понял, что американцам отступать уже некуда. В минуты отдыха, когда режиссер предложил мне поболтать, я попросил: «А можно мне переводчика?». «Зачем переводчика, ведь вы прекрасно знаете язык? Вы же со мной разговаривали». — «Да, разговаривал, но, для того чтобы вас понять, мне нужен переводчик».
— Валерий, вы ведь и теперь без работы не сидите?
— Вы опять о везении. Если говорить о везении, то, наверное, оно во мне сидит на генетическом уровне. У меня ведь отец в рубашке родился. В буквальном смысле. А ведь я мог и не родиться. Отца в младенчестве уронили к свиньям. Они на него тут же набросились. Только в последний момент спасли. В колодце тонуть ему приходилось. Рядом никого. Но он выбрался. Да и сам я в передряги попадал не раз. Разбивался о прибрежные камни во время шторма на трюковых съемках. А работа у меня есть. Не знаю, везение ли это? Но иногда до курьезов доходит. Соглашаешься сразу на несколько спектаклей, а потом судорожно ищешь замену. Но такое не только со мной происходит. Однажды артистка, которая играла корову в спектакле Киплинга «Кошка, которая гуляет сама по себе», пришла на другой спектакль, где ей нужно было играть красивую женщину, а совсем не корову. Пришла с накрашенным лицом в кирпичный цвет. Рога уже стала цеплять. «Что ты делаешь? Это же не сказка». Еле успели, а то так бы и вышла на сцену. Так что работа есть, тьфу тьфу, чтобы не сглазить.
— Современность от советских времен отличается появлением тусовок?
— В ночные клубы отдыхать я не хожу, только деньги зарабатывать (в качестве ведущего или пою), ну, или как участник какого-то проекта. Но это не значит, что я против тусовок. Это прекрасная возможность увидеть своих друзей.
— И выпить...
— Когда-то я мог выпить много и при этом не пьянеть. Организм был сильный. Я даже придумал игру, о которой знал только сам. Выпивал, начинал общаться с одним человеком, при этом включал периферийный слух. Никаких корыстных целей не преследовал. Просто мне нравилась какофония ресторана. Одновременно я воспринимал три-четыре разговора за соседними столиками. Долго не мог понять, почему мне это нравится. Какое-то наркотическое состояние! Пока не увидел фильм «Мой друг Иван Лапшин». Есть там такой момент: вещает репродуктор, за столом разговаривают герои, потом еще кто-то вклинивается. И все это одновременно. Оказалось, что, даже выпивая, я думал о том, что такая атмосфера звуков мне пригодится. Но на следующей стадии опьянения я уходил в себя. И почему-то все время тянуло на край. Постоять на перилах моста... Раньше у меня был соблазн почувствовать: вот секунда — это жизнь, через мгновение — смерть... Но это было, когда я выпивал. Теперь нет. Хотя я всегда был против пьянки, есть стадия опьянения, которая мне очень нравится. Это когда ты уходишь в праздник. Когда ты весел, когда ты раскрепощен. На фестивале в Орленке именно в этой стадии меня тянуло танцевать. И я танцевал. Надо сказать, что мой зажигательный танец с Юлей Рутберг произвел впечатление на дам и они выстроились в очередь, чтобы потанцевать со мной.
— Вы так здорово рассказываете, что хочется попробовать самому. Только вопрос: после какой рюмки наступает праздник?
— Я не считал. А вообще-то, все зависит от напитка. Крепленое марочное вино тяжело воздействует на организм. Лучше хороший коньяк. Или крымские красные сухие вина.
— Есть ли у актера Валерия Яременко еще какие-то соблазны, кроме стояния на краю?
— Предать свои принципы. В хорошем смысле. Было время, я отказался раздеваться на сцене, когда Стас Намин ставил «Волосы». «Не буду», — сказал я. Однако теперь в спектакле «Ледис Найт» раздеваюсь. Почему? Это соблазн. Игра. Это как будто тебя соблазняет женщина. А еще если эта женщина талантлива...
— Вы готовы сдаться на милость победителя.
— Что значит сдаться. Может быть, в этот момент как раз женщина сдается. Хотя женщине всегда приятна и мысль о том, что она победила.
— Эмансипация?
— Не знаю. Но я бы не хотел всю жизнь прожить с эмансипированной женщиной. Чтобы она все время капала мне на мозги. Мне придется сесть за решетку, потому что я выкину ее с балкона. Но случайно оказаться жертвой такой женщины и закончить все милым романом... И она будет думать, что меня соблазнила, что она главенствует... Что если бы не она, то я никому не нужен бы был... Главное, чтобы все было красиво и талантливо. Есть очень талантливые женщины. Не обязательно красотки.
— А кроме таланта, чем еще должна обладать женщина, чтобы увлечь?
— Есть такое понятие, как линия тела. Определенные пропорции. Мне нравятся грациозные девушки. Девушки, похожие на лань. Глаза миндалевидные. Кроткий взгляд. Но на самом деле она вполне может быть хищницей.
— Вы описали актрису.
— В семье достаточно одного актера. Есть, конечно, легендарные семьи. Лазарев и Немоляева. Но я думаю, что, если все-таки в семье два актера, они должны быть в одном статусе. Или оба востребованы, или оба не востребованы. Иначе борьба, а не жизнь. Актеры — те же дети, только большие. Их нужно хвалить. А если одного ребенка хвалят больше? Начинается депрессия.
— Какими еще качествами должна обладать женщина?
— Вы меня женить хотите?
— Нет, интерес чисто научный.
— Женщина должна быть в первую очередь женственной.
— С фигурой лани?
— Нет. Она должна быть нежной. И чтобы не была хищницей. С хищницей можно чудесно провести время. И даже долго помнить о нем. Но не жить с ней.
— Понятно, почему лань.
— Она не должна пытаться изменить мужчину. Это бесполезно. Можно долго говорить на эту тему. А можно в трех словах: мать, жена и любовница. И никакой мужчина такую женщину не оставит. Разве что легкая интрижка. Но он обязательно придет потом с повинной головой. А если она еще является и другом... Но такую женщину найти очень сложно. Есть еще женщины-дьяволицы. Они тоже очень привлекательны.
— Так ведь лань тоже может оказаться дьяволицей.
— Главное — не прозевать.
|
